Николай Валуев

 Предлагаем вашему вниманию объёмное, интересное и весьма откровенное интервью, которое бывший двукратный чемпион мира в супертяжелом весе россиянин Николай Валуев (50-2, 34 КО) дал корреспондентам Спорт-Экспресс Александру Кружкову и Юрию Голышаку. Несомненно, эту встречу мы запомним надолго. Николай Валуев, чьи портреты красуются по всей стране, трижды извинился, что не слышит одним ухом. Закапал в нос что-то целительное – пузырек казался муравьем в его руке. К концу разговора в думский кабинет Валуева заглянул референт: – У вас пять минут. Мы кивнули. – Кто там следующий? – уточнил Николай. – Турецкое телевидение. – Брр… – поежился он. – Когда же я на такое интервью согласился? Ладно, что же делать. Он вышел нас проводить. В коридоре дожидалась стайка девчат. То ли чьи-то помощницы, то ли экскурсия. Все желали фотографироваться с Валуевым. – Представляете, как тяжело моей жене? – рассмеялся он. Турецкое телевидение почтительно щетинилось штативами чуть поодаль. Но это было потом… – Я бы вас вот о чем попросил… – начал Валуев. Такому человеку не отказать. – Не знаю, есть ли это у вас в вопросах. Тут президент заявил на всю страну: хорошо бы нам реанимировать ГТО. – Про ГТО в наших вопросах точно не было. – А я хочу сказать, что в Кузбассе в общеобразовательных учреждениях это реанимировано. И давно. Придумал все Аман Тулеев. Назвали ГТЗО: «Готов к труду и защите отечества». Напишите, пожалуйста. Это же нормальная история? За уши не притянутая? – Вполне. – А теперь давайте к вопросам. – Пару месяцев назад мы были в гостях у Льва Дурова… – Как вам повезло. Я не был. Очень рад, что познакомился с ним на съемках «Форта Боярд». – Вас он охарактеризовал тремя словами: «Нежный. Тихий. Интеллигентный». – Ха! Смешно! Я и впрямь тихий. Вообще не ору. Высочайшая степень моего гнева выражается в крепком словце. Может, каких-то нотках в голосе. Но не в децибелах. Мало кто об этом догадывается. Из-за чего случаются коллизии. – Не хотели бы мы столкнуться с «коллизиями». – А не каждый чувствует, что я разозлен. Люди-то обычно реагируют на децибелы. Я и политические передачи, в которых начинают перекрикивать друг друга, не смотрю. Ненавижу балаган. Никогда не буду дискутировать с орущим человеком. Замолкаю, спокойно говорю: «Я не согласен», – и отхожу в сторону. Дальше пусть беседует сам с собой. – Как насчет интеллигентности? – О самом себе такого не могу даже предполагать. – Кто для вас образец интеллигентного человека? – Сразу на ум приходит один из руководителей русской общины в Австралии. Жаль, не помню имени. Мы встретились там в 1996-м. После революции в эту страну приехало много наших людей, их потомки сохранили стиль общения, язык, воспитание. Тот человек оказался изумительным. Здорово помог. – Чем? – Нашего боксера сбила машина. Перенес тяжелейшие операции, всей общиной выхаживали. Толкового страхования не существовало, парень никому не был нужен. А община добилась, чтобы он по суду получил какие-то деньги. Поставили на ноги. Совершенно бескорыстно! Знаете, что для меня первый признак интеллигентности? – Что? – Человек тебя не перебивает. Для меня это закон: кто-то говорит – ты слушаешь. Ждешь очереди. – Последний, кому удалось вас вывести из себя? – Тот охранник на стоянке. Больше вроде никто. Я избегаю резких ситуаций. Если человек идет на конфликт, аккуратно ухожу с линии атаки. Я как медведь. – То есть? – Покажу себя, только если в угол припрут. – Охранник-то проявляется в вашей жизни? – Каждый год. Как весеннее обострение. – По-прежнему идут суды? – Суды закончены, там полное оправдание. Но он регулярно возбуждается. – В чем обвиняет? – В том, что испортил ему жизнь. Не надо особо это расписывать, давать ему повод снова обо мне вспомнить. – Чулпан Хаматова рассказывала, как ходила на заседания Общественной палаты: «Я стала задыхаться от языка, в котором нет ни слова человеческого…» Вы себя в Думе на таких мыслях не ловили? – Очень хорошо ее понимаю. По этой причине я не готовлю своих речей. За редким исключением. Если запинаюсь – люди видят: это не потому, что я боксер. Просто подходящего слова не нашлось. – Вам уютно в политике? – Не совсем. – Ждете, когда завершатся полномочия? – «Скорее бы закончились» – такого у меня нет. Как нет и абсолютного уюта. Далеко не всегда государственная необходимость шагает в ногу с вашими ощущениями. Для меня это проблема. – А не проблема то, что в Думе вас наверняка кто-то воспринимает как боксера? – Да пускай. Я буду переубеждать людей путем выражения мыслей. Иных вариантов нет. Это трудно, но потихонечку, потихонечку… – Коллега-депутат, с которым ежедневно встречаетесь, написал запрос. Желает проверить ваш кошелек. Это нормально? – А что удивительного? Люди разные. Из мухи слона он своим запросом не сделал. Чего-то сильно предосудительного – тоже. Ни в чем его не обвиняю. Пожалуйста! Информация до меня заранее дошла. Позвонил жене, предупредил. Галя все принимает близко к сердцу. А я не забуду, как было в Кузбассе. – Что было? – Выборы в Госдуму. В области через средства массовой информации запустили «пулю» – будто Тулеев умер. И его супруга слегла с сердечным ударом. Женщину пришлось спасать. – Какие нелепые слухи ходят о вас? – Например, что жена – балерина. Ха! Почему-то часто пишут, что я учился в церковной школе. А вариант номер два – в цирковой. Журналисты лупят, и все. – Когда вам в последний раз предлагали вернуться в бокс? – Некоторые думают, я до сих пор где-то боксирую. – Не может быть. – Я не шучу. Если показывают старые бои, подходят какие-то граждане: «Поздравляем, видели!» Отвечаю: «ребята, погодите. Бой где был? В Германии. Я сегодня утром где? У вас, в Кузбассе. А вы меня поздравляете». Начинает доходить… – И в Думе поздравляли? – Случалось. Но не депутаты. Помощники. – Так когда было предложение возобновить карьеру? – Все закончилось на несостоявшемся поединке с Кличко. – Если задаться целью, сколько вам потребуется времени, чтобы набрать форму? – Судя по спаррингам, у меня не получается поддерживать двигательные реакции. Было бы самонадеянно считать, что потренируюсь чуть-чуть – и выйду. У меня опыт, что-то сумею за короткий срок восстановить. Но самого важного не будет. На это нужны месяцы. – Неужели месяцы? – И долгие! Я себе такого позволить не могу. Да и не в состоянии, наверное. – Для себя тренируетесь? – Двигаюсь. – В ринге? – Изредка бью по мешочку в удовольствие. – Многие были уверены, что после поражения от Хэя минимум один бой вы проведете. – Я тоже так полагал. Но очень затянулись переговоры с Кличко. Он менял соперников. Я плюнул и решил – пойду-ка по врачам. А там посыпались новости. Пришлось делать операцию на тему, о которой даже не подозревал. Она и предопределила уход из бокса. Если с плечом, кистью, коленями я как-то совладал бы, то здесь исправляли генетическую аномалию. – Это вы о чем? – Аномалия в голове. Доброкачественная опухоль. – Большая? – С горошину. Или с желудь. Вам первым об этом рассказываю. Операция длилась пять часов. – В Германии? – Да. В России таких клиник не было. В мире и то несколько. Выяснилось, у меня довольно редкая штука, рано или поздно приводит к смерти. Преждевременной, естественно. Вы понимаете, какие «за» и «против» я взвешивал? Теоретически можно было заниматься боксом. Но я подумал: у меня семья. Если операцию отодвинуть, станет хуже. Превратиться в растение на руках родных – оно мне надо?! – И риск в любой момент умереть на ринге от удара был? – Нет. Но от вырабатываемых этой вещью ферментов произошли бы необратимые изменения во внутренних органах. Вот тогда было бы уже все. – Вовремя обнаружили? – Да. Обратите внимание: я никого не обманывал. Меня спрашивали: почему закончил боксировать? Я отвечал: «По медицинским показателям!» – Вам делали трепанацию? – Ага. – Вы так спокойно об этом говорите… – А как я должен говорить? – Следов не заметно. – Правильно. Через прокол вводилась крошечная видеокамера. У немцев не нашлось зонда необходимой длины, искали прямо в разгар операции. Куда-то отправили вертолет, привезли… – Ощущения, когда проснулись? – Ногу не чувствую! Я испугался! – Что оказалось? – Затекла. За пару суток отпустило. – Мы слышали, у вас кисть была разбита еще до того, как стали чемпионом мира. – Ну, была. – До такой степени, что не могли работать по мешку? – Да, было очень больно. Ладно уж, открываю все тайны. Кисть по-настоящему я разбил, когда дрался с двухметровым голландцем. Темный, забыл фамилию. До этого стоял в спарринге с турком Самилом Самом из конюшни Зауэрланда. Он любил лбом набрасываться на удар. Я бью, он резко сокращает дистанцию… – И что? – И – все! Недели за полторы до боя распухает рука. Льдом и уколами внешне привели ее в какой-то удобоваримый вид. Бой я закончил нокаутом. – Но этот нокаут вам дорого обошелся? – Да, пошли проблемы. Стоило ударить под неудачным углом или поработать по мешку – образовывалось воспаление. Позже объяснили: отлетело два куска косточки. Натирали и пережимали нерв. Чтобы поняли состояние моей руки – я ни с кем поздороваться не мог! Она висела как тряпка. – Соперники не знали? – Прочитают – узнают. Сейчас-то спокойно об этом говорю. Вон, разрез на кисти. Из него куски кости вытаскивали. – С разбитой кистью завоевать титул – подвиг? – Да ну, слушайте… В боксе таких эпизодов навалом. Сашка Поветкин провел чемпионский бой со сломанной рукой. От этого победа становится слаще. Будет что вспомнить. – Вы же в боксе себя не на сто процентов отжали? – Соглашусь. – Из-за травм? – В том числе. Я вообще, когда в Германию приехал, был весь в травмах. Только немцам не говорил. Скрывал, что вынужден делать уколы. Но когда надолго там задерживался, утаить от них походы по врачам было нереально. – И как отнеслись к этому промоутеры? – У меня уже были определенные успехи. Люди поняли, что в их руках боксер, с которым реально чего-то добиться. – Когда-то на Выборгской трассе вы бегали кроссы по 34 километра. Что за ощущения? – Пот, сопли, кровь… И разбитые коленки. Эта история была и при Олеге (Шалаеве, первом тренере и промоутере Валуева. – Прим. «СЭ»), и при Габриэляне (Манвел Габриэлян тренировал Валуева после Шалаева. – Прим. «СЭ»). Можно гордиться, что я вымучил дистанцию. Дотерпел. Но с точки зрения физиологии это тренерская ошибка. Тяжеловес не должен быть марафонцем! В декабре 2005-го я стал чемпионом мира, следующий бой еще провел на уколах, а затем в Нюрнберге лег на операции. – Их было несколько? – На оба колена. Полетело все – мениск, крестообразные… Восстановился, годик побегал, после поражения от Чагаева поменял тренера и с кроссами окончательно завязал. Работать со мной начал Александр Зимин. Он сказал: «Зачем с твоим весом дальше разбивать колени? Есть другие способы, как подготовиться к бою…» – Совсем не бегаете? – Позапрошлым летом в Кузбассе состоялся благотворительный футбольный матч – команда Аршавина против команды Валуева. Я, разумеется, был вратарем. Но в концовке рванул через все поле на «стандарт» к чужой штрафной. Так что изредка пробежаться могу. Хотя радости мне это не доставляет. – Нам рассказывали о борцах, которые, чтобы справиться перед схваткой с апатией, щиплют себя до синяков или колют иголкой в бедро. Какие приемы использовали вы? – Я знал, что в ринге мне обязательно съездят по морде. Рано или поздно какой-нибудь удар да пропустишь. Этого достаточно, чтобы проснуться. Тренеры тоже подмечали такую особенность. – Хэй однажды заявил: интереснее смотреть, как краска сохнет, чем бои Кличко. Вы его понимаете? – Понимаю. Но видите ли, какая штука – все братьев Кличко хают, а в ринге ничего изменить не в силах. Исход один и тот же: братья выигрывают. Чаще нокаутом. Штаб Кличко колоссальное внимание уделяет мелочам. В них залог победы. И не важно, если кому-то она кажется скучной. Результат – на табло. – Вы не раз общались с Кличко-старшим. Что он за человек? – Четкий, расчетливый делец. Не лишенный мужского духа. – Удивились выдержке Владимира Кличко, который стерпел плевок в лицо от Чисоры? – Он не был бы Кличко, если бы не стерпел. Слишком большую они проделали работу, чтоб из-за какой-то хамской выходки взять все и потерять. Я почему упомянул слово «делец»? Считаю, бизнес у Кличко превалирует над многими вещами. Впрочем, осуждать их за это не вправе. – Спросили мы как-то Романа Кармазина: «Есть трусливые боксеры?» Он ответил: «Полно». А вам встречались? – Конечно. Откровенно говоря, и я всякий раз, заходя в ринг, боялся. Но это не трусость! Просто жутко не хочется проиграть. Выглядеть в глазах окружающих побежденным. И не дай бог, побитым. А бывают действительно трусливые боксеры. Что выражается в их нежелании обострять бой, лезть в драку. Мол, лучше ровненько, да по очкам. – Хэй – трусливый? – Нет. Тоже очень расчетливый и хитрый. – Что же он притих накануне боя с вами? До этого столько наплел… – Обычное дело – обложить соперника немыслимыми эпитетами, постараться вывести из себя. И мило улыбнуться: «Старик, это шоу-бизнес. Ничего личного…» – У вас случались поражения и на профессиональном ринге, и в любителях. Самое обидное? – От Хэя. Чагаеву – признаю, проиграл. В любителях дважды со счетом 2:3 уступил Алексею Лезину. Все закономерно, он был гораздо опытнее. К тому же за два дня до нашего боя на Играх доброй воли-94 у меня умер отец. Лезин как раз из тех боксеров, которые не лезут в драку. Это аукнулось ему на Олимпиаде в Атланте, когда в полуфинале проиграл Владимиру Кличко. – Почему же именно Хэй? – Осталось чувство несправедливости. Из-за судейства. Вроде бы гонял его, гонял. Да, в 12-м раунде парень взорвался, попал мне разок, болтанул, не скрою. Но это лишь раунд… Не хочется говорить о вещах, которые, скорее всего, были. Не секрет, что в профессиональном боксе кого-то сливают, кому-то заносят. Я еще с Габриэляном в свое время это обсуждал: «Если буду выигрывать по очкам, но в тотализаторе на меня очень высокий коэффициент, а на соперника – низкий, победу могут отдать ему. Это шоу-бизнес, сумасшедшие ставки…» – Так было? – У меня нет доказательств, но люди, завязанные в этой индустрии, не скрывают: подобная практика существует. – Говорите про удар Хэя – болтануло. Был ли в вашей жизни… – …нокаут? Нет. – Удар, который потряс больше? – Иногда испытывал что-то похожее. Хотя «болтануло» от Хэя – поверьте, сильно сказано. – Ваша формулировка. – Ну… На долю секунды. Потом р-раз – и опять контролируешь ситуацию. Боксеры это называют «поймать мутного». Как бы объяснить… Однажды ехал уставший за рулем и вдруг с ужасом понял, что в какой-то миг отключился. – Заснули? – Да. Коротенькая вспышка, меньше секунды. Машина не успела дернуться в сторону. А я ощутил такой приток адреналина, что сна уже ни в одном глазу. – Последний бой, который смотрели и не могли оторваться? — (Пауза.) Показывали старый поединок Артуро Гатти с мексиканцем. Ох и наваляли друг другу! Гатти выиграл. Голова у него, конечно, была каменная. – Собственные бои пересматриваете? – Нет! Я не люблю смотреть на себя со стороны, слушать. Как там говорят? Перфекционист? Вот я во всем такой. – Ищете в себе изъяны? – Да. Настроение сразу портится. – Значит, сидите у телевизора, натыкаетесь на рекламный ролик с собственным участием – и поспешно переключаете канал? – Отворачиваюсь. Или вовсе из комнаты выхожу. Для меня главное, что другие скажут. Причем не собираю мнения тех, кто готов, извините, задницу целовать. Важнее оценка людей незаинтересованных. – От депутатов неожиданные оценки часто получаете? – Чаще советы. К примеру, как «подать» себя представителю региона. – И как? – В политике сделать что-то полезное недостаточно. Надо еще и показать. Кое-где приукрасить. На мой взгляд, это ни к чему. Но тогда плоды моего труда может кто-то присвоить. То есть с точки зрения политических технологий поступаю неправильно. – Наталья Рагозина нам описывала, как к ней тянутся подвыпившие мужики с просьбой ударить: «Хотим попробовать, какая рука у чемпионки мира». К вам с таким вопросом обращаются? – Наоборот, просят разрешения ударить меня. Проверить на прочность. Я отвечаю: «Не стоит самоутверждаться за мой счет. Если неймется, бей кулаком в стену. Или головой». А к Натахе с подобными идеями лезть глупо. Если она ударит… – …мало не покажется? – Да вообще уже ничего не покажется! Свет выключат – и до свидания. Нокаут. – Женский бокс вам интересен? – Нет. Я не выношу, когда девушки дерутся. Хотя бои иногда проводят яркие. Кстати, вот эти часы с надписью For Bentley – подарок Рагозиной. Я пошутил: «Что, Натаха, кто-то Bentley купил, а часы счел не того уровня?» Посмеялись. – На день рождения преподнесла? – Ей повод не нужен. Натаха – как сестра. Захотела – подарила. Такие же часы вручила Феде Емельяненко. – «Я слишком хорошо дрался, поэтому в уличных потасовках в меня несколько раз стреляли», – сказал Джеймс Тоуни по прозвищу Туши Свет. На вас оружие наставляли? – Бог миловал. Я же не уличный боец. – Зато в юности подрабатывали вышибалой. – Недолго. Особенно вспомнить нечего. – Чтобы вам человека образумить, хватало из-за стола приподняться? – Да никто на рогах и не ходил. Публика была солидная. С мобильниками, напоминавшими переносную станцию. – Почему? – Трубка здоровенная, с проводом. Стоил телефон безумно дорого. А минута разговора – кажется, три доллара. Тогда это был высший шик. – Хоть раз вы собственной силе поражались? – Не-а. С учетом габаритов я должен быть посильнее. Не говорю, что быстрее бегать, но, может, больше приседать или отжиматься. – Момент самого тяжелого физического труда? Не в спорте. – В 80-е родителям от завода выделили шесть соток в лесу. Я хоронил гигантскую каменюку, которую на участке выкорчевал трактор. Камни весной имеют свойство вылезать из-под земли. Яму выкопал выше своего роста, а был уже за два метра. Каменюку поддомкратили да спихнули туда. В общей сложности сутки не расставался с лопатой. – Свой-то дом достроили? – Это мечта моя – покончить со стройкой. Как же она меня замучила! Все деньги туда вкладываем. А хочется просто тратить их в свое удовольствие. – Финиш близок? – Пока живем в гостевом домике. – У вас строители, наверное, не воруют? – О чем вы?! Все как положено! Галя в этом не шибко разбирается, а я в разъездах. При мне пашут на совесть. Как уеду – начинается. Кот из дома, мыши в пляс. Мама дорогая, сколько раз нам приходилось что-то переделывать! Летом полкрыши будем менять. – Протекает? – Да, собирается конденсат. Не той стороной положили пленку. Когда договариваешься, тебе обещают отгрохать что угодно. Хоть атомную станцию. А потом выясняется, что думают они не головой, а пятой точкой. – К какому-то разговору с отцом возвращаетесь памятью? – Он чувствовал, что отпущено ему немного, и всегда повторял: «Как бы мама ни поступила, ты ее поддержи». Имел в виду – если после его смерти выйдет замуж. – Вышла? – Нет. Мама говорит, она мужчин с семейной точки зрения уже и не воспринимала. – Откуда у отца скверные предчувствия были? – Врачи твердили: «Никакого никотина, алкоголя». Однако он все делал по-своему. Продолжал жить полной жизнью. Курево не бросил, рюмочку пропустит, сосуды раскроются – ему чуть полегче. Перенес инсульт, половина тела не очень хорошо работала, но до последнего дня занимался строительством дачи. Удар хватил его на улице, возле магазина. Умер мгновенно. Ему было 45. – Тот же Кармазин ваши мемуары нашел слишком приглаженными. Справедливый упрек? – Да, острые углы порой обходил. – Зачем? – Реакция человека, о котором шла речь, могла оказаться непредсказуемой. К правде не все готовы. – И во второй книге острых углов не ждать? – Что-то все равно придется сгладить. Да пока я и не уверен, будет ли эта книга. – Вы ведь к ней уже приступили. – Дома лежит целая кипа бумаги, исписанной от руки. Мне так удобнее, чем на компьютере. Но чтобы получилось хорошо, это нельзя делать на бегу. – Райдером вы обзавелись? – Нет. – Мы так и думали. – У меня есть пожелания – если куда-то приезжаю, должна быть удобная кровать. И автомобиль, в котором комфортно с моим ростом. – Ездили на кошмарных машинах? – Об одной даже стихи написал. Только цитировать не буду. – Обидеть хотите? – Я их не помню, честно. Записал на бумажке, жена сохранила. У нее целый архив – статьи про меня, фотографии. До сих пор вырезает и складывает в файлики. Она у меня аккуратистка. Накопилось уже невероятное количество папок. Я туда не заглядываю. Но, может, пригодится… А с машиной история такая. 2002-й, Америка. На тренировку нас, боксеров, возили на «бьюике» 70-х годов. Двухдверном. Он разваливался на ходу. — Вы назад протискивались? – Нет. Но за мной сидели еще двое. «Бьюик» вдобавок страшно вонял. У него был пробит глушитель. А наш американский тренер в зал добирался на «мерседесе». – Хоть один собственный стих помните наизусть? – Нет. Я со стихами завязал. – Почему? – Перерос. Романтики во мне уже маловато. Работы море! Круглые сутки решаю какие-то вопросы! А таким переживаниям места в душе не остается. – Печально? – Вот уж этому точно не огорчаюсь. Хотя себе теперь не принадлежу. Впрочем, каждый, заводя семью, себе не принадлежит. Удивляюсь людям, у которых есть дети, а они говорят: «Я абсолютно свободен». Живи один – и будь свободным! Ладно, это мы в философию погружаемся… – Стихи жена сохранила. А открытку, когда-то присланную Виталием Кличко? – Разве была такая? Ах да! Была! Наверное, там же. – Вы много чего рекламировали. Какие предложения отметали, не дойдя до сумм? – Трусы, презервативы, пищевые продукты. Их рекламировать не стану. Первое и второе не обсуждается. А еда… Вдруг кто-нибудь отравится? – Но в Германии сосиски вы рекламировали. – Не было такого. А вот то, что мне предлагали за бешеные деньги сделать наколки на спину, – это не миф. Речь шла о каких-то медицинских препаратах. После боя стерли бы. – Тоже отказались? – Да! И ничуть не жалею. – Что значит «бешеные деньги»? – 250 тысяч евро за бой. В тот период для меня огромная сумма. Вышел – и щелк: 250 тысяч в кармане. – Хоть секунда сомнений была? – Нет. – До совещания с женой не дошло? – А зачем? Галя сама была против. Есть вещи, которые не измеришь деньгами. Имиджевые. Сколько меня в Голливуд звали – ни разу не согласился. – В Голливуде-то что смутило? – В фильме «Звездная пыль» снимался бы с Де Ниро. Но играть предстояло урода. Людей и так трудно убедить в том, что ты не верблюд, а тут своими руками создавать образ пугала? Не хочу. И денег мне никаких не нужно. – К деньгам легко относитесь? – К ним и надо легко относиться! Будешь над деньгами дрожать – они тебя победят. Пойдешь на поводу. А я ни у кого на поводу не хожу. У меня на все свое мнение. Меня активно тащат в шоу-бизнес, пытаются слепить из Валуева шоумена… Не выйдет! – Почему? – Мне тамошние порядки не нравятся. Категорически! Не считаю себя обязанным тусоваться на вечеринках, днях рождениях звезд, целоваться лишь для того, «чтобы быть на виду». – Был проект, в котором поучаствовали – и сказали: «К этому впредь не прикоснусь»? – Нет. Все, в чем я участвовал, делалось по принципу «нравится – не нравится». Если только совсем уж случайно меня сбоку не засняли. Остальное мне нравилось. Правда, тяжело давались ночные съемки «Каменной башки». Ну, привык я спать ночью! Вообще бесконечные дубли выматывают эмоционально и опустошают. – Еще к чему-то оказались не готовы? – На днях была съемка – 30-е годы, ирландский квартал. Боксер проиграл. Не верит, что будет реванш, и втихаря от тренера начинает выступать в боях без правил. Все это под песню. – Как романтично. – И тренер, и импресарио тогда были в одном лице. В итоге матч-реванш состоялся, герой победил. Это вкратце сюжет. – Ну и в чем неожиданность? – Слова песни. Написана на коленке за полчаса. Художественного смысла не несет. Сюжет клипа и песня – несовместимы. Услышав ее, теряешься: как же они монтируются? – Не вы были тем боксером? – Нет. Я – тренер. Подошел к авторам, все им сказал – они ответили, что планируют переписать слова. Но песню-то уже много где крутят! – На русском языке? – Да. Самое любопытное, эта история породила другую. Серьезные люди размышляют, не превратить ли клип в полнометражный фильм о боксере. Вот как бывает: несколько часов работы, вроде ни о чем, а перерастает в мощный проект. Но опять же – буду думать. Нравится ли мне это по-настоящему. Если да – найду время поучаствовать. Могу себе позволить такой подход. – Мы убеждаемся. – Никогда не хожу туда, где мне не нравится. Никогда не стану срывать свои планы ради того, чтоб посетить какого-то значимого человека. Вот недавно обещал прийти к ребенку в гости – такие обещания держу всегда. – Что за ребенок? – Семья из Ухты переехала ради того, чтобы трое детей в Москве занимались спортом. Пацан столкнулся на льду со сверстником, и тот, падая, рассек ему коньком голову. Плюс о лед ударился. Врачи вытянули с того света. И он снова встал на коньки! Вчера в обед отправились. – Хотели поддержать? – Ну да. Взяли книжки, подарки. Он никак не ожидал, что я приеду. Для этой семьи – событие. – Знаменитая актриса Кароль Буке говорит, что от плохого настроения ее всегда спасают огни Рима и бокал красного вина. А вас? – Сон. А если я дома, могу все бросить, повозиться с детьми – и мне хорошо! Я редко впадаю в меланхолию. Стараюсь жить на позитиве. – Полтора года в Думе вас не ожесточили? – Больше всего боюсь превратиться здесь в циника. Зачерстветь. Эта мысль следует за мной неотступно. Был момент, услышал внезапно от жены: «Ты же другой человек. А вот это твое, московское…» Я даже обиделся: «Галя, ты несправедлива». Но мы быстро разобрались. Оказывается, просто меня не поняла. – В августе вам сорок. Узнали, что такое кризис среднего возраста? – Постоянно себе напоминаю, что вхожу в эту зону риска. И Галя говорит: «Я тоже там» – «Почему?» – «Мне уже 35″. Когда об этом не забываешь, немножко иначе относишься к окружающим. Успеваешь себя одергивать, чтобы не наделать глупостей. – Последний ваш глупый поступок? – Ха! Да вот хотя бы это – согласился на интервью с турецким телевидением. Так и напишите. Беседовали Александр Кружков и Юрий Голышак, Спорт-Экспресс

Источник